КНИГА ОДИННАДЦАТАЯ
Но, меж тем как леса и одичавших звериных
и горы,
Пенью идущие вослед, ведет песнопевец
фракийский,
Супруги киконов, чья грудь, пьяная
вакховым соком,
Шкурами укрыта животных, Орфея с верхушки
пригорка
И Лицезреют, как с песнями он согласует звенящие
струны.
И меж ними одна, с волосами, взвитыми
ветром, —
Вон он, — произнесла, — вон он, — презирающий
нас! — и метнула
В полные звуков уста певца Аполлонова
тирсом,
Но, оплетенный листвой, ударился тирс, не
поранив.
[10] Гранит — оружье иной. Но, много воздуху
брошен, в дороге
Был он уже побежден согласием песни и
лиры:
Будто бы прощенья моля за неистовство их
дерзновенья,