Выслушав все, повалилась она и, в отдаленном будущем
оправясь,
Все несчастной себя называла и жребий
собственный — горьковатым,
Все укоряла меня, и, смущенная надуманным
проступком,
[830] в ужасе была пред ничем, перед именованием,
плоти лишенным!
Будто бы соперница впрямь у злосчастной была,
тужила.
Но колеблется все ж и, злополучная, чает
ошибки,
Веровать не желает в донос и, доколе сама не
видала,
Не разрешает для себя осуждать прегрешенье
жена.
[835] уТра инного лучи мглу отгоняли ночную.
Я выхожу; отлично наохотился и, отдыхая, —
Струйка! — шепчу, — приди! Будь, усталому,
мне врачеваньем!
И нежданно стон меж своими словами как
как будто
Некоторый услышал. Приди, — но, — всех
наилучшая! — молвил.
[840] Но как тихонько снова зашумели упавшие
листья,