литература
Изображений богов стародавних жрецы посбирали. [695] Входят туда и деяньем срамным оскверняют святыню. И божества отвратили глаза. Башненосная Матерь Задумывалась
Всех опасайся. Чтоб доблесть твою не прокляли — двое! Так уверяла она. И гляди на чете лебединой Правит город воздуху путь; но советам противится доблесть.
Он бездыханен лежит, простертый и кровавый. Спрянула и начала для себя волосы рвать и одежку, Не заслужившими мук руками в грудь ударяла, Судьбам упреки глася, —
Виден прозрачный пузырь. Не минуло полного часа, — [735] д уЖ изо крови появился и цветок кровавого цвета. Идентичные с ними цветочки у лимонка
КНИГА ОДИННАДЦАТАЯ Но, меж тем как леса и одичавших звериных и горы, Пенью идущие вослед, ведет песнопевец фракийский, Супруги киконов, чья грудь, пьяная
Лег у Орфеевых ног. Ахти вражда невразумительная крепчает; Мера уже пройдена, все сумасшедшей Эринии служат. [15] Все бы удары могло отвести его пенье;
Скоро добыча собак! На певца нападают и мечут Тирсы в зеленоватой листве, — служеб других принадлежность! — Комья кидают земли, остальные —
Понятные горам уста, животным доступные эмоциям, Дух вылетает его и уносится в ветреный воздух. Горестные птицы, Орфей, животных раздосадованных толпы
[55] И достаются они метимнейского Лесбоса брегу. На чужедальнем песке змея на уста нападает Одичавшая и на власы, что струятся соленою влагой.
Не пожелал уступить, похваляясь родителем Фебом, Спеси не снес Инахид. Во всем, — гласит, — ты, сумасшедший, Мамы веришь, надмен, но в отце
В роще немедля всех эдонийских дам, свершивших [7] То кощунство, к земле прикрепил зигзагообразным корнем. Пальцы у их на ногах — город мере неистовства каждой —
Дубу наносит удар, — стают дубом и груди, Дубом и плечи. Ее пред собой устремленные руки Ты бы за ветки признал, — и, за ветки признав, не ошибся б.
[95] Гостю вожделенному рад, праздничный праздничек устроил, 10 дней и ночей веселились они беспрестанно. Уж вот одиннадцать раз Светоносец высочайшее
С зеленью он оборвал — и стала с золота ветка. [п] Поднял он гранит с земли — и золотом гранит блистает, Трогает ком земельный —
Дар Церерин тотчас около рукой становится жестким; Скупым зубом чуть собирается блюдо порушить, Пышноватые кушанья мгновенно стают желтоватым сплавом
Чтобы не остаться навек в пожеланном тобою на горе Золоте, — молвил, — ступай к реке, подо величавые Сарды, Горным кряжем иди;
[15] Там, в даль моря глядя, поднимается гордо широкий Тмол с подъемом крутым; его опускаются склоны К Сардам с одной стороны, с иной —
Старенькый арбитр к Аполлону, — с лицом и леса обернулись. [165] феб, с золотой головой, увитою лавром парнасским, Землю хламидою мел, пропитанной пурпуром Тира.
Твердо стоять не повелел и отдал им способность движенья. Прочее — как должно. Только одной опорочен он частью. Так был украшен Мидас ушами осла-тихохода.
[190] Скоро там начал расти тростник трепещущий, целой Рощей. Ба лишь созрел, — только год исполнился, — тайну Выдал он жителям сел;
Свой вес утратив, и несть длинноватым земным окоемам Рук в то время собственных не простерла еще Амфитрита. [15] Там, где суша была, пребывали и море и воздух.
[765] Тяжело сказать, почему Климена — мольбой Фаэтона Тронута либо гневясь, что взвели на нее обвиненье, — Обе руки к небесам подняла и, взирая
В супруги ему Гесиона дана. Женой-богиней Был уже славен Пелей. Не больше гордился он дедом, [220] Нежели тестем своим — потом, что Юпитера внуком
Гавань. Но море чуть на поверхность песка набегает. Сберегал же — жесткий, на нем от ноги отпечатка не заметно, Не замедляется шаг, не тянется поросль морская.
[245] в 3-ий ты раз приняла пятнистой тигрицы обличье, И, устрашен, Эакид разомкнул вкруг тела объятье. Эна он морским божествам, вино возливая на волны
Вод гесперийских. Красота Нереида покинула море И, как всегда, вошла в знакомую опочивальню. [260] Лишь только девичий стан обхватили объятья Пелея, Стала
Отпрыск Светоносца-звезды, в лице сохранивший сиянье Отчее, хороший Кейк. В то время он был опечален: Сам на себя не похож, — утрату оплакивал брата.