литература
Ночи средина была. Разрешил и тела и заботы Сон. Но Кинирова дочь огнем неуемным пылает [370] и не смыкает глаз в безысходном безумье желанья.
Ропот ее, — молвят, — долетел до кормилицы верной, Что ночами охраняла порог ее спальни. Вскочила Древняя, дверь отперла и, увидев орудие погибели
[395] Тайну сулит сохранить и не только лишь — взывает: Откройся, Помощь дозволь выявить, — моя не беспомощна старость. Если же безумье в для тебя, —
Как он, новеньким пленен искусством и сладостью звука, [7Ю] в этом согласье, — произнес, — навечно мы останемся вкупе! Так повелось с той поры
Вижу я: ты влюблена; но — отбрось опасенья! — полезной Буду пособницей я в том сече. Отец не выяснит [410] Потаенны! Но злостно она отскочила
Платьицем и молвит, — О, как моя мама осчастливлена супругом! Замолкла и стон издала. Кормилица похолодела, Ощущает — кошмар просочился до
[435] Не допускают парней. Кенхреида, покинув жена, Совместно с толпою ушла посетить тайнодейства святые. Благо легитимной супруги на брачном не было ложе
И к преступленью она подступила. Златая бежала С неба луна. Туч чернотой запираются звезды. [450] Черная ночь (то есть темное время суток) —
Канителит она, но старуха тянет; к высочайшему ложу Деву уже подвела и вручает, — Бери ее! — молвит, — Стала твоею, Кинир! —
[415] и изо висячих ножен исторг блистающий клинок собственный. Мирра спаслась; мгла беспросветная ночи убийство Предупредила. И вона, пробродив вдоль
Мирры отыскали благорасположенных богов: ступни у молящей [490] Смотри покрывает земля; ногтей расщепившихся корень Стал искривленный расти, —
Да почти корою меж тем рос порочно зачатый ребенок, Он уж дороги находил, жуть которой — без мамы — был в силах бы [505] В мир показаться;
В точности был он таковым. Чтобы избегнуть различья в наряде, Легкие стрелы ему ты вручи, ась? у тех отыми их! Но незаметно бежит, ускользает летучее время
[530] ей не разлюбезен и Паф, опоясанный морем открытым, Рыбой обильнейший Книд, Амафунт, чреватый сплавом. На небо тоже нейдет; предпочтен даже небу Адонис.
Ей считает, и хвост глазками звездистыми полнит. И запылала она, отложить не изволила гнева [725] И, наводящую дрожь Эринию в глаза и душу Девы Аргосской
Будь в увещаниях прок! Быть храбрым с бегущими обязано, — Юноше так гласит, — однако со смелыми смелость небезопасна. [545] Парень, дерзок
Ложе нам стелет травка. Прилечь желаю я с тобою Тут, на земле! И легла, к травке и к нему прижимаясь. И, прислонившись к нему, на груди головою покоясь
Гонит условием: Мною завладеть единственно можно, [570] в беге меня победив. Состязайтесь с моими ногами. Резвому в беге дадут и супругу и спальню в заслугу.
Чтоб никто опередить в состязанье не сумел ее, хочет; Ощущает ревность и ужас. Отчего мне в ристании этом [585] Счастья недозволено попытать? —
Миг — и венок торжества украшает чело Аталанты; Слышится стон побежденных, — и казнь числом условью приемлют. [600] Но не испуган судьбой тех
Кто ж с богов, — гласит, — красе позавидовав, отыскивает Погибели его? Угрозы жизнь драгоценную подвергнув, Брака со мной велит добиваться?
Лицезрел он вс. Пусть падет, коль стольких искателей гибелью [625] Не вразумился еще, коль своей жизнью наскучил. Означает, падет он за то, что брака хочет со мной?
Видишь и люд, и отец обыденного требуют бега. Здесь призывает меня умоляющим голосом правнук [640] Бога морей, Гиппомен: Киферею молю, чтоб делу Смелому
Трубы уж подали символ, и от края, склоненные, оба Мчатся, легкой ногой чуток касаются глади песочной. Мнится, имели возможность бы скользить и не морю
И обомлела она, от плода золотого в экстазе, И отклонилась с пути, за катящимся златом наклонилась. Обогнал Гиппомен, и масса уж ему аплодирует.
И только смягчилась она, та прежний собственный вид воспринимает, [740] и пропадают рога, и кружок миниатюризируется глаза, Опять сжимается рот, ворачиваются
Я ль не достойна была, о Адонис, и благодарений, И фимиамов его? Но злосчастный запамятовал благодарность, Не воскурил фимиам; я, естественно, разгневалась